Mathieu Boogaerts

«Вот что мне рассказали о Матьё Богартсе: он сам записывает всю свою музыку. Это, вообще говоря, большая редкость. Несмотря на довольно электронно звучащие студийные записи, Матьё на концертах подыгрывает себе на акустической гитаре.
Матьё тонок, изящен и хрупок. Он очень поэтичен, он ни в коем случае не рок-звезда, он раним… как я скоро убедился, это относится практически ко всем представителям новой волны – они не рок-звёзды: силы, манерности и глэма у них вовсе нет. И, соответственно, их музыка звучит довольно камерно.
У Матьё, объяснили мне, очень женственная музыка… должен сказать, что рассказывали мне всё это две особы по имени Клэр и Сандрин. Многие считают, что Матьё – голубой, но это совсем не так. Матьё обожают все девушки, все в него влюблены.
Музыка его довольно электронна и минималистична, в ней иногда можно расслышать немножко регги, музыкант полгода жил в Кении.
Тексты… вот тут начинаются сложности. Мне, не знающему ни французского языка, ни традиции шансона, сложно отличить поэтическое изящество от штампа и маньеризма. Меня уверили, что Матьё Богартс интересен и обворожителен. Его тексты непереводимы, они построены на игре слов и созвучий.
Вот как мне прокомментировали рефрен одной из его песен с альбома четырёхлетней давности. Альбом называется «Мне надоело быть двумя», а может, «Мне надоело быть вдвоём».
«Я не найду подходящий полюс, я не найду пуловер, который мне подходит».
Это практически одна и та же фраза с заменой одного гласного звука: поль – пюль, полюс – пуловер.
Имеется в виду, что лирический герой испытывает и внешнее замешательство, не зная, к какому полюсу его тянет, и внутреннее, не зная, что соответствует его характеру. Выражение «Новая французская сцена» (Nouvelle Scène Française) вошло в употребление в 1992, когда в городе Нант свои первые песни записали Доминик А и Филип Катерин. Это был классический шансон, но сделанный крайне примитивными средствами, патетичные оркестровые аранжировки были заменены звуками дешёвого синтезатора, вместо свингующего барабанщика – цак-цак-цак ритм-машины. Это был, так сказать, low budget-шансон.
Критики не устают подчёркивать, что шансон пришёл в движение только после смерти Сержа Гинзбура, который умер в 1991-м. Вообще, Серж Гинзбур – одно из самых часто употребляемых имён в статьях о новой сцене. Впрочем, всплывают также имена и Жильбер Греко, а также Джона Леннона. Но Серж Гинзбур – это нечто грандиозное, он продолжает оставаться культовой фигурой номер один.
За десять лет журналисты затёрли до дыр термин «Новая французская сцена», сегодня это выражение вызывает лишь недоумённое пожатие плечами, были придуманы и новые – типа «Nouveau Minimalisme». Как я имел возможность убедиться, в музыкальных магазинах на полках стоят несколько сборников якобы представителей новой сцены, имена каждый раз разные, по-видимому, к ней стали относить вообще всех молодых и не очень молодых музыкантов, поющих по-французски.
Для новых музыкантов характерно свободное отношение к традиции шансона – они и не окаменевают в священном трепете перед легендарными певцами и певицами, но, с другой стороны, вовсе не пытаются себя им противопоставить, так сказать, надругаться над святыней.»